"Ведь танец идет по водам и не горит в огне"
Большой фанфик по "Фантастическим тварям". Таймлайн - за десять лет до первого фильма франшизы. Джен, юмор, экшн, британские ученые и румынские драконы. Пэйринг Ньют Скамандер/любимая работа.
Продолжение, начало здесь gvenndolin.diary.ru/p216671488.htm
выпуск 5***
— Надеюсь, хоть здесь, наконец, найдем! — пропыхтела Мирка, преодолевая последние футы довольно крутой тропинки.
Мы выбрались из ельника и, щурясь от солнца, остановились отдышаться на краю горного луга, безмятежно тонувшего в полуденном мареве. Стояло самое мое любимое время лета — середина июня. Но в тот день ни яркая зелень, ни солнце меня не радовали. На душе у меня было тяжело, от этого казалось, что и в плетеном коробе за спиной лежат не свежесрезанные травы, а камни.
Все началось с того, что я подобрал лечурку. В ее дерево ударила молния. В конце весны и начале лета погода в Карпатах неустойчивая, как настроение у избалованного ребенка. За месяц жизни в Потайных Татрах я пронаблюдал, кажется, все в принципе возможные атмосферные явления вплоть до метели. Снег растаял так быстро, что я едва успел в него поверить. Но это точно был снег, и он шел тридцатого мая. В первые две недели июня грозы налетали словно из ниоткуда чуть ли не каждый день, и вот после одной из них я и снял совсем ослабевшую и дезориентированную малышку с обгоревшего поваленного ствола.
На ночь я оставлял ее в виварии, где от террариума с саламандрами было достаточно тепло, а днем обычно носил с собой. Она полюбила сидеть у меня на плече, придерживаясь за воротник рубашки и тихонечко потрескивая, как сверчок. К ней уже почти возвратился здоровый цвет, и я начинал присматривать для нее новый дом. Это было не так просто, как может показаться. Каждый вид лечурок привязан к определенному виду растительности, но по остаткам дерева я не мог с уверенностью сказать, бук это был, молодой дуб или вообще явор, а фенотип у лечурок довольно изменчивый, так что внешность найденыша мне скорее мешала, чем помогала разобраться. На тот момент все предложенные ей деревья она отвергла. То ли домом ей служило что-то очень редкое в тех местах, то ли ей просто понравилось жить с людьми.
Чтобы она восстанавливала силы поскорей, я кормил ее самым питательным, что можно было для нее найти — яйцами докси. Накануне я принес из леса очередную порцию и оставил на полке в виварии. Кто же знал, что мадам Бержер израсходует всех флоббер-червей на заживляющую мазь от ожогов и велит Мирке вывести новых!
До сих пор не понимаю, как можно было перепутать заостренные с обоих концов яйца безобидных флоббер-червей с почти круглыми яйцами «кусачих фей». Но Мирка сделала именно это.
Последствия были ужасны. Докси целой стаей вырвались из чана для червей, перебили столько лабораторной посуды, сколько смогли, разбросали и перепортили травы, искусали меня и кое-кого из обитателей вивария и в довершение всего нагадили в котел.
Я боялся поднять глаза на мадам Бержер и был уверен, что этим эпизодом моя карьера магозоолога закончится навсегда — ярко, незабываемо и нелепо. Родня ничуть не удивилась бы.
Мирка неожиданно горячо заступилась за меня, это было приятно и непривычно. По итогам разбирательства я выходил хоть и напрямую причастным к катастрофе, но не ее основным виновником. Наша участь еще не была решена: вопрос оставили открытым до возвращения мистера Риджбита, который ушел в горы на три дня и не собирался даже ночевать в лагере, чтобы не потревожить трансгрессионными переходами драконицу-наседку, за которой наблюдал.
Я всеми силами старался компенсировать причиненный лаборатории ущерб, но при этом был уверен, что для меня мало что может измениться к лучшему. Тем более что меня теперь было кем заменить: как раз в разгар восстановительных работ в лагерь прибыл Мерлин — племянник мадам Бержер, студент парижского целительского колледжа имени Святой Женевьевы.
Отчищая котел и сортируя осколки, которые Мирка ловко превращала обратно в пробирки и колбы, я думал о том, что и мадам Бержер, и Рене, конечно, в сотню раз проще и приятнее будет работать с соотечественником, чем со мной. И вообще я с редким упорством, даже с каким-то извращенным удовольствием предавался самым черным мыслям о своем безотрадном будущем. Например, в красках представлял реакцию семьи на мое возвращение. По всему выходило, что только бабушка будет довольна: я дам ей повод лишний раз уязвить самолюбие отца.
Когда все подлежавшее восстановлению было восстановлено, нам осталось только пополнить запасы ингредиентов для лечебных зелий. И чем скорее, тем лучше: они могли понадобиться в любую минуту. Наша с Миркой оплошность вполне могла оказаться для кого-нибудь роковой, и думать об этом было еще более невыносимо, чем о возвращении в Англию. Самые жизненно важные и некоторые особо редкие травы, к счастью, уже подрастали на грядках, защищенные семью заклинаниями от всех видов болезней и вредителей, включая Гренделя. За остальным мадам Бержер послала нас в горы.
— Рановато, конечно, — сказала она нам на прощание, — до Иванова дня почти неделя. Но постарайтесь собрать хотя бы понемногу для экстренных случаев. И запоминайте места, чтобы знать, куда можно вернуться в обычный срок.
В списке, который она нам выдала, к полудню остался ровно один пункт — арника горная. Мы прочесали уже три горных луга в ее поисках, но безрезультатно: для нее, судя по всему, было еще безнадежно рано.
Мирка отошла от меня шагов на десять, и мы медленно двинулись вперед, пристально всматриваясь под ноги. Но и здесь в высокой и сочной траве еще не светилось ни одной желтой арниковой звездочки.
Приблизительно на середине луга мой путь наискось пересекла полоса примятой травы. Я окликнул Мирку.
— Смотри: тут кто-то до нас уже был!
— Да олень, наверное, — беззаботно отозвалась она.
Я из интереса прошел немного по следу, который вел как раз в Миркину сторону, и обнаружил, что тот резко обрывается.
— Нет, это человек. Волшебник. Смотри, он отсюда трансгрессировал. Или, наоборот, сюда, — сказал я.
Мирка нахмурилась.
— Странно. Что здесь кому-то кроме нас понадобилось? На этой горе наблюдательных пунктов нет, а за травой только нас послали.
Мы на всякий случай прошли вдоль следа в другую сторону и убедились, что в самой высокой точке горы он так же чисто и резко обрывается. Ничего, что могло бы подсказать нам, кто это был, и что он здесь делал, мы не обнаружили.
— Когда вернемся, надо будет рассказать папе, — сказала Мирка. — Вдруг это кто-нибудь чужой был? А теперь пошли на северо-восток, за озеро. Мы только там не были. Если уж там арники нет, то и нигде нет.
Она решительно тряхнула головой, взяла меня за руку и переместилась. Я был ей благодарен: я все еще не слишком хорошо ориентировался в горах, и бывало, что улетал не туда. А вот Мирка, выросшая в этих местах, могла найти дорогу куда угодно с закрытыми глазами.
Дальний от лагеря северо-восточный склон Драконьей долины был примечателен тем, что он лучше всего прогревался солнцем. В конце девятнадцатого века, еще до моего рождения и до землетрясения, серьезно повредившего «Пальцы», там был заложен инкубатор для драконьих яиц. Это был амбициозный план восточноевропейских магов — разводить румынских длиннорогих на продажу. Благо, в отличие от украинских сталебрюхов, они хорошо растут на искусственном вскармливании и ничем не болеют. Но по каким-то причинам (кажется, политического характера) проект этот зашел в тупик, и уже почти готовый объект законсервировали до лучших времен. Мистер Стан, когда знакомил меня с окрестностями, показывал эту громадную гулкую пещеру с неприметным входом, хорошо налаженной системой вентиляции и «спящими» в крупных кварцевых кристаллах чарами для освещения и обогрева на стенах и потолке.
Нам с Миркой наконец повезло: в окрестностях инкубатора мы нашли не только зеленые бутоны, но и распустившиеся цветы арники. Она никогда не растет плотно, поэтому в процессе сбора мы разбрелись по склону довольно далеко друг от друга. Беззаботно посвистывала какая-то серая пичуга. Краем глаза я видел, как она перепархивает с валуна на валун, когда поднимал голову от травы, чтобы взглянуть на небо. Над южным краем долины потихоньку собирались высокие кучевые облака. Казалось, они задумчиво топчутся на месте, но я уже знал, как быстро в этих местах может собраться и налететь гроза.
Случайно мой взгляд зацепился за красное пятнышко на фоне каменной россыпи. Сперва мне показалось, что это запоздавший цветок рододендрона, но я быстро понял, что оттенок не тот. Да и само растение издалека напоминало скорее древовидную полынь: кудрявый кустик с голубовато-серебристыми перистыми листьями. Когда я подошел ближе, то разглядел, что принял за цельный цветочный венчик неплотную кисть мелких красных цветов.
Ничего подобного в нашем списке не было. Более того, я никак не мог сообразить, что это вообще такое, и может ли оно нам пригодиться. Форма листьев была определенно знакомая, но цветы как будто принадлежали не этому растению.
Я окликнул Мирку, и она в один трансгрессионный прыжок переместилась ко мне. И тоже не смогла навскидку определить мою находку. Зато, оглядевшись по сторонам, почти сразу же воскликнула:
— Ой, смотри! Там еще такие!
По другую сторону от крупного валуна действительно обнаружилась целая группа таких растений. На одних только-только появились бутоны, другие уже вовсю цвели.
— Да на что же они похожи? — нахмурилась Мирка. — Ведь такое знакомое что-то! Давай принесем образец Мерлину. Он такой умный, наверняка знает!
Я невольно поморщился. Мерлин с первого взгляда очаровал Мирку, а меня с первого же взгляда начал здорово бесить. Это, безусловно, не делало мне чести, потому что, если быть до конца откровенным, я ему попросту завидовал.
Мерлин полностью соответствовал своему громкому имени, которым клялась и ругалась половина магического мира. Кого-нибудь вроде меня такое имя неизбежно сделало бы изгоем, но он отточил свое остроумие до бритвенной остроты, мог одной едкой фразой срезать любого насмешника, и потому носил его с честью. Мерлин был хорош собой: у него были выразительные темно-карие глаза, живая мимика и густая шевелюра цвета воронова крыла. Он был уже почти настоящим целителем, знал все на свете и важничал и задавался не хуже моего старшего брата. Пока мы вводили его в курс дела, он с этакой дружелюбной снисходительностью критиковал состояние лаборатории, а я мрачно думал, что большинство своих остроумных комментариев он бы изрядно смягчил или вообще оставил при себе, если бы говорил с нами при мадам Бержер. Оставлять ему лабораторию, с которой я как-то незаметно для себя сроднился, было ужасно обидно.
Я сорвал самый высокий стебель неизвестного растения, поднес его поближе к глазам и, наконец, почуял запах. После этого нужное название словно вспыхнуло у меня перед глазами.
— Погоди, это что, рута душистая? Но она же вымерзает зимой в этом климате! И цветы... Цветы должны быть зеленовато-желтые. Мутировала из-за повышенного магического фона? Рене что-то такое рассказывала... Интересно, какие у нее свойства!
Мирка тоже сорвала пару стеблей и поднесла их к лицу.
— У здешних неволшебников есть сказка про траву желаний с красными цветами. Я в прошлом году ее Дилану рассказывала, он такие истории коллекционирует, — задумчиво сказала она. — Описание, вроде, похоже. Но я всегда думала, что это как цветок папоротника. В смысле, папоротник-то цветет, конечно, но он ничего из того не может, что люди ему приписывают.
— А жаль, — вздохнул я.
— Что, ты хотел бы найти себе много золота? — спросила Мирка с улыбкой.
— Нет, — ответил я. — Понимать язык зверей и птиц. И чтобы они меня понимали тоже. А ты?
Мирка в задумчивости потеребила кончик своей косы.
— А я бы хотела, чтобы в меня парни влюблялись. Вон, за Златкой как бегают, стоит только свистнуть! Обидно: такая змеища и сама никого не любит, а ее все!
— Ну... Тебя ведь тоже все любят, — не слишком уверенно произнес я.
Мирка насмешливо фыркнула, по-птичьи посмотрела на меня, склонив голову сперва к одному плечу, потом к другому, и сказала покровительственным тоном:
— Ладно, давай в лагерь, мы все сделали. Ты хороший, Ящерка. Не хочу, чтобы тебя выгоняли.
***
Очутившись у лаборатории, мы сразу же услышали, как внутри о чем-то ожесточенно спорят мадам Бержер и вернувшийся в лагерь мистер Риджбит. Я подумал, что они решают, что делать с нами, и собирался оставить короб с травами у входа и потихонечку уйти, чтобы выслушать приговор позже, когда он будет вынесен окончательно. Но Мирка поймала меня за рукав, прижала палец к губам и потянула к окну. Снаружи оно выглядело как все окна палаток — закрытое нитяной сеткой квадратное отверстие в брезентовой стенке, а изнутри было почти настоящим окном с деревянными рамами и подоконником. На подоконник даже можно было что-нибудь ставить, но створки не открывались.
— Мари, ma chère, ты же понимаешь, что самый гуманный выход из ситуации — сразу пустить его на компоненты для зелий!
Мистер Риджбит и мадам Бержер стояли у лабораторного стола. Микроскоп и штативы с пробирками были сдвинуты в сторону, а на их месте стояло что-то вроде очень большой каменной шкатулки. Я присмотрелся к этому предмету получше и вспомнил, что это портативный инкубатор для драконьих яиц, который привез с собой Мерлин.
Мерлин прибыл в Драконью долину порталом, как и я, и французское Министерство магии передало с ним довольно большой груз для нас. Мадам Бержер тут же бросилась открывать сундук с материалами и оборудованием, как ребенок коробку с рождественскими подарками. Ее радостные возгласы, впрочем, быстро сменились разочарованными: там было далеко не все, что она заказывала. Но, видимо, больше нам в тот момент дать не могли. Ученые и в мирное время редко бывают в приоритете, что уж говорить о войне.
Мадам Бержер надела защитные перчатки, открыла инкубатор и бережно достала изнутри крупное, больше фута в длину, гранитно-серое яйцо с золотыми блестками на скорлупе. Она грустно посмотрела поверх него в лицо мистеру Риджбиту.
— Арви, но ведь оно живое.
Мистер Риджбит скривился, как от зубной боли.
— Мари, ну кому как не тебе знать, что будет, если мы позволим ему вылупиться! Будь это любой другой вид, я был бы только за. Но мы же до сих пор не знаем, что именно делаем не так!
Мадам Бержер баюкала яйцо в руках и молчала.
— Ты же знаешь, он будет хилым и слабым! — продолжал мистер Риджбит, болезненно морщась.
Мадам Бержер погладила скорлупу, и золотистые искры на сером мигнули, словно отозвавшись на прикосновение.
— Мари, он будет постоянно мучиться от диареи и мерзнуть! Или...
— Или схватит чешуйную паршу в тяжелой форме, и его шкура не будет годиться даже на сапоги, — грустно закончила за него мадам Бержер.
— А, Мерлинова кровь!
Мистер Риджбит снял очки и чуть не уронил их, пока протирал платком. Мадам Бержер осторожно положила яйцо обратно в инкубатор и мягко тронула мистера Риджбита за плечо.
— Арви... А когда, ты говорил, должны вылупиться птенцы Бьянки?
Мистер Риджбит с задумчивым видом прижал пальцы к губам.
— Тревожить кладку... Не знаю, не знаю. А если она что-нибудь заподозрит и сожрет его?
— Все-таки хоть какой-то шанс, — сказала мадам Бержер, глядя ему в глаза.
Мистер Риджбит отвел взгляд и снова занялся своими очками.
— Это вмешательство в естественные процессы!
Мадам Бержер решительно выпрямилась и уперла руки в бока.
— А по-моему, это исправление последствий другого вмешательства!
— Ну, хорошо, — наконец сдался мистер Риджбит. — Давай рискнем. Но только ради тебя, Мари, и в порядке исключения!
выпуск 6***
Двадцать третьего июня мистер Риджбит, мадам Бержер, Эйнар, Эрик, Дон, Дилан, и я отправились воплощать в жизнь план «Кукушка», как окрестил нашу операцию Дилан. Мистер Риджбит очень строгим тоном сказал мне, что в сложившихся обстоятельствах вынужден поступить непедагогично, и рассчитывает, что я его не подведу.
Дело было в том, что пару дней спустя после нашего с Миркой похода за травами сработали чары отслеживания на одном из румынских длиннорогих. По тревоге на место почти сразу прибыла группа во главе с Миркиными родителями. Они никого не нашли, и дракон, кажется, не пострадал, но вел себя беспокойно. Если бы не чужой след, который мы с Миркой увидели (а он действительно оказался чужим: никто из лагеря, кроме нас, не ходил на ту гору), это можно было бы списать, например, на случайное срабатывание из-за пониженного болевого порога у конкретно взятой особи. Но в сочетании со следом случай выглядел крайне неприятно. Мистер Риджбит отправил в горы патруль на поиски предполагаемых браконьеров, и из-за этого ему не хватало одного человека, чтобы идти к Бьянке, а дольше тянуть с этим было уже нельзя.
Нам с Миркой добавили дополнительных дней дежурства по лагерю, которые мне предстояло отработать после возвращения, но в целом мы были полностью прощены. Пожалуй, не последнюю роль в этом сыграло то, что подтвердились худшие опасения мадам Бержер: больше в этом сезоне к экспедиции не мог присоединиться никто.
Собственно, изначально предполагалось, что к нам приедет не Мерлин, а его отец — старший брат мадам Бержер. Он писал ей в мае, что рассчитывает провести в горах по крайней мере два месяца, но как один из лучших хирургов магического мира не смог себе этого позволить: в июне ситуация на магловском Западном фронте сильно ухудшилась. В газетах писали, что все больше французских волшебников приходится эвакуировать из родных мест. И молчали о том, что не всех удается вывести из-под огня вовремя.
Мой брат в это время надолго застрял под Верденом. Я знал об этом из тех же газет, иногда даже видел его на снимках. Маглы применили там новое оружие, которое выглядело подозрительно похоже на магическое, потому что умело по-драконьи изрыгать пламя, хоть и на совсем небольшое расстояние. Тесей оказался одним из тех, кому поручили с этим разобраться. На поверку огнедышащая пушка оказалась всего лишь достижением магловской техники, что одновременно и радовало, и пугало.
Моя первая в жизни вылазка к местам обитания драконов превосходила самые смелые ожидания: нам предстояло проникнуть в логово очень крупной самки украинского сталебрюха и подбросить ей чужое яйцо.
Яйцо, как выяснилось, конфисковали у перекупщика в Ницце, а тот, в свою очередь, получил его от браконьеров, промышлявших в итальянских Альпах. В начале века там еще жили сталебрюхи, хотя вряд ли их было больше десятка. Они несколько отличались от румынских размерами, окрасом и формой роговых наростов на голове и шее, и потому многие магозоологи выделяли их в особый альпийский подвид. Сейчас они окончательно ушли в историю: последних двух драконов переселили оттуда в Карпаты в конце тридцатых годов.
Мы устроили засаду за полосой валунов на самом краю обрыва. Площадка перед пещерой Бьянки оттуда отлично просматривалась, а от глаз самой драконицы нас надежно скрывала поставленная мистером Риджбитом иллюзия.
— Почему бы нам просто не усыпить ее? Нас должно, по идее, хватить даже на такую крупную самку, — недовольным шепотом поинтересовался Дилан.
Шел третий час ожидания, а он всегда первым терял терпение.
— Потому что она уснет поверх гнезда, и мы перебьем половину яиц, когда будем ее двигать, — ответил ему Дон. — Потерпи, она скоро уже должна проголодаться.
— Тогда зачем мы тут всей толпой? — не унимался Дилан.
— На случай ее неожиданного возвращения, — вклинился в разговор Эрик. — И потом, неужели ты бы остался в лагере, когда тут такое?
Эйнар молча улыбнулся и подмигнул.
— Интересно, что она делает, чтобы кладка не остыла, пока ее нет? — высказал я вслух давно мучавший меня вопрос.
— Увидишь. Надеюсь, не разогревает всю пещеру, как печку, — хмыкнул Дилан.
— Тихо! — шикнул на нас мистер Риджбит. — Она идет!
Мы замолчали и приникли к земле в своем укрытии. Из пещеры послышалось глухое ворчание и рокот, похожий на шум отдаленного камнепада. Потом в темной арке входа показалась исполинская морда, будто изваянная из белого мрамора с серыми прожилками. Солнце блеснуло на рядах роговых шипов, из-за которых голова драконицы напоминала вывороченный из земли пень с обломками корней. Она подслеповато прищурилась и заморгала, привыкая к дневному свету, потом, неуклюже переваливаясь на широких когтистых лапах, вышла на каменистую площадку перед пещерой и по-собачьи встряхнулась.
Я думал, что уже привык к украинским сталебрюхам — этим исполинам, закованным в серо-серебряную броню, как средневековые рыцари в доспехи. Мне показывали их с почтительного расстояния и мистер Риджбит, и мистер Стан. Но в тот день я впервые увидел одного из них так близко, к тому же это была самка-альбинос, которая из-за очень светлого цвета шкуры казалась еще больше. Бьянка в холке была раза в полтора выше Хогвартс-экспресса, а в длину никак не меньше двух его вагонов. И это если не считать хвоста, с хвостом и все три.
Драконица внимательно огляделась по сторонам и подозрительно понюхала воздух. Уверен, не я один в этот момент мысленно поблагодарил неизвестного средневекового зельевара, который открыл формулу универсального нейтрализатора запахов. Убедившись, что на гнездо некому покушаться, Бьянка взяла короткий разбег, и нас осыпало пылью и градом мелких камушков, подхваченных первым движением ее огромных крыльев. Их перепонки напоминали потемневшие и отяжелевшие от воды паруса. Прыжок, от которого дрогнула земля, оглушительный хлопок крыльев, еще один — и вот она уже уверенно набирает высоту по плавно расширяющейся спирали.
С каждым витком Бьянка забиралась все выше, а я, позабыв про желание спрятаться, запрокидывал голову все дальше, не в силах оторвать от нее взгляд. Насколько по-медвежьи неповоротливой она казалась на земле, настолько изящно и совершенно было каждое ее движение в воздухе. Величественное зрелище немного подпортила только здоровенная плюха навоза, которую она обронила куда-то на горный склон.
Когда Бьянка исчезла из вида, Мистер Риджбит оглянулся к нам. Я успел заметить на его лице выражение благоговейного восхищения и понял в этот момент, что к драконам невозможно окончательно привыкнуть, даже если работаешь с ними долгие годы. Мистер Риджбит улыбнулся, будто прочитав мои мысли, поднял портативный инкубатор с яйцом и жестом позвал нас в пещеру.
Посередине логова Бьянки, в том месте, где должно было быть гнездо, плевался искрами высокий костер, как будто драконица тоже решила отметить канун Иванова дня.
— Такое простое решение! А я-то гадал, зачем она все таскает в пещеру бревна! — невольно вырвалось у меня.
Все засмеялись, даже мадам Бержер не сдержала улыбки.
— Да, Скамандер, так вот и выглядит естественный драконий инкубатор, — сказала она. — И великолепная защита от хищников. Разумеется, кроме других драконов.
— Нам это тоже на руку: огонь скроет все следы вмешательства, — деловито сказал мистер Риджбит. — Лучше обойтись без магии: Бьянка может учуять ее следы.
Мы надели огнеупорные перчатки и, морщась от жара, осторожно разобрали горящий «шалаш» с одной стороны, чтобы открыть доступ к гнезду. Стало видно, что на яйца уже начали осыпаться угольки, которые к возвращению наседки должны будут укрыть их уютной толстой подушкой, совсем как печеные картофелины в костре.
— Надо же, какая удача! — сказала мадам Бержер. — Их четыре!
— Да, повезло! — отозвался мистер Риджбит. И пояснил для меня:
— До трех драконы считают хорошо, а дальше одним больше — одним меньше, Бьянка и не заметит!
«Если, конечно, не почует каким-то образом, что детеныш чужой», — договорил я про себя. Если бы только можно было не подвергать птенца этому риску!
Мистер Риджбит осторожно вкатил пятое яйцо в костер и поудобней разместил его рядом с остальными. Потом мы вернули на место тлеющие бревнышки, убедились, что они разгорелись как положено, и поскорее убрались из пещеры.
***
Когда мы вернулись в Драконью долину, то обнаружили, что наш патруль тоже, наконец, пришел обратно. Увы, ни с чем: чужаки хорошо замели следы.
В лагере полным ходом шли приготовления к купальской ночи: мистер Даль и мистер Стан перетаскивали на берег озера столы для угощения и дрова для костра, а Мирка с матерью развешивали цветные флажки вокруг нашей игровой площадки, временно превратившейся в танцевальную. На головах у них красовались пышные венки из цветов и трав. Миркин был ей явно великоват и все время трогательно съезжал немножко набок.
С началом сумерек мы собрались под открытым небом у озера. Пожалуй, никогда прежде я не чувствовал себя настолько радостно и беззаботно, как на том празднике. Даже довольно большая компания меня не смущала, хотя я на некоторое время стал центром всеобщего внимания — после того, как мистер Риджбит во всеуслышание объявил, что я, несмотря ни на что, прошел испытательный срок и окончательно принят в команду. Меня хлопали по плечу, поздравляли и даже затащили танцевать, когда мистер Стан неизвестно откуда добыл скрипку и зачаровал ее, чтобы она играла сама.
После полуночи буйное веселье понемногу сошло на нет. Все расселись или улеглись у огня, сонно жмурясь на него, как кошки у камина, и госпожа Ана запела какую-то бесконечную, как река, народную песню. У нее был потрясающий голос: высокий и хрустально чистый, как ледяная родниковая вода. Я, конечно же, не понимал ни слова, потому что она пела на своем родном языке, но чувствовал, что песня очень древняя. Иногда ей подпевала Злата, без слов выводя мелодию своим мягким глубоким контральто.
Самая короткая ночь года в горах была темнее, чем июньские ночи дома в Англии. Она пахла зацветающей липой, свежими луговыми травами и росой. Наш высокий костер отражался в таинственно мерцающем озере, два женских голоса вместе с искрами улетали ввысь, к быстро бледнеющим звездам над нашими головами, и все дневные тревоги отступили далеко-далеко. Казалось, в мире нет никого кроме нас, нет никаких браконьеров, никакой магловской войны, и все на свете теперь будет хорошо.
Мы еще не знали, что перед рассветом Грендель снова сбежит из своего загона.
выпуск 7***
— Нда, к такому жизнь меня не готовила, — произнес Мерлин и в задумчивости глубоко запустил пальцы в волосы на затылке.
«Меня тоже», — подумал я. Но вслух не сказал ничего. Честно говоря, мне нравилось видеть выражение замешательства на его лице.
Посреди лаборатории, уткнувшись носом в край передника Мирки, стоял Грендель. Глупое и счастливое выражение его морды с затуманенными глазами наводило на мысль о том, что у кого-то в лагере был запас огневиски, и теперь этого запаса больше нет.
— Может, ему безоар дать? — предложила Мирка дрожащим голосом.
— Не сработает, это же не яд, — покачал головой Мерлин и нахмурился.
Грендель томно вздохнул и принялся лизать Миркину руку. Хвост у него быстро-быстро крутился, как у козленка, которого кормят из бутылочки.
— А если желудок промыть? — осенило меня.
— Эта дрянь уже всосалась и действует, — отмел и мое предложение Мерлин. — И какому идиоту пришло в голову напоить козла приворотным зельем!
— Да ты плохо знаешь Гренделя. Наверняка сам нашел что-нибудь. Знать бы что... — задумчиво протянул я.
— Он сожрал мой купальский венок, — пожаловалась Мирка. — Но в нем-то ничего особенного не было, просто цветы! Ромашка, сныть, колокольчики, рута, мята... Я на него только чуток поворожила, чтобы не вял подольше.
Мы в глубокой задумчивости уставились на козла. Он на минутку отвел взгляд от Мирки, наставил на нас рога и угрожающе топнул. Но с места не сдвинулся: влюбленность сделала наше чудовище на удивление смирным. Я сочувственно похлопал его по боку. В нормальном своем состоянии Грендель, конечно, не простил бы мне такой фамильярности.
— Бедное животное! — вздохнул я.
И тут же по лицам Мирки и Мерлина понял, что ляпнул что-то не то. Мне очень захотелось вернуться в виварий к аквариуму с головастиками, который я бросил недочищенным.
— Так... — сказал Мерлин и повернулся к столу.
Он разжег огонь под маленьким котлом. В большом у него уже что-то потихонечку кипело, когда Мирка, рыдая, влетела в лабораторию, и Грендель, блея и путаясь рогами в сетке от насекомых, процокал копытами следом за ней.
— Наверное, травы из венка прореагировали в его желудке с заклинанием и чем-нибудь еще, что он нашел и тоже съел. Попробуем стандартное противоядие от Амортенции.
Мерлин решительно кивнул самому себе и, рисуясь перед нами, поднял свою палочку жестом дирижера.
Манящими чарами, надо признать, он пользовался с редким изяществом. Склянки с компонентами хороводом закружились в воздухе, как подхваченные ветром осенние листья. Из каждой он отмерял в котел нужное количество жидкости или порошка, не прикасаясь к ней руками, и так же, не касаясь, одним точным движением палочки возвращал на место по воздуху. Потом он вооружился деревянной ложкой с длинной ручкой и с торжественным видом начал помешивать зелье.
Когда от котла начал идти густой белый пар с прохладным запахом сухой полыни, дыма и дождя, Мерлин удовлетворенно кивнул:
— Готово.
Он набрал полную ложку ярко-зеленого зелья и решительно сунул ее под нос Гренделю. Но тот легонечко мотнул рогами, и ложка жалобно брякнула об пол, а Мерлин, шипя и ругаясь, затряс ушибленной рукой.
Мирка, несмотря на весь ужас своего положения, тоненько хихикнула. Мерлин мрачно покосился на нее и сменил тактику. Теперь он применил к небольшой порции зелья чары левитации и попытался забросить ее в рот пациента. Грендель мотал мордой и все крепче стискивал зубы, во все стороны летели липкие зеленые капли. Когда у козла невольно вырвалось раздраженное блеянье, Мерлину почти удалось задуманное. Но все, что попало внутрь, Грендель решительно выплюнул.
— Мерзкая тварь!
Мерлин в сердцах стукнул кулаком по столу так, что ложка свалилась с него и снова с бряканьем покатилась по полу. Грендель чихнул, щедро орошая зелеными брызгами противоядия светлое Миркино платье. Я тихонечко подтолкнул Мерлина локтем в бок и протянул ему спринцовку. Он благодарно кивнул мне и скомандовал, засучивая рукава:
— Так, ты хватай его за рога и запрокинь ему голову. А я разожму зубы и залью лекарство прямо в глотку.
— Стойте! — вдруг выкрикнула Мирка. — Давайте сперва отведем его в загон! А то если он станет прежним...
Я огляделся по сторонам и внутренне похолодел, представив, что станет с лабораторией, когда с Гренделя спадет любовный дурман. Мы чуть не совершили роковую ошибку: по части разрушительности никакие докси ему в подметки не годились.
В тот день в лагере оказалось довольно много народу: после праздника, затянувшегося почти до рассвета, многие встали поздно и еще не разошлись по своим постам. Наша процессия не могла остаться незамеченной. Впереди, гордо подняв голову, как королева в изгнании, шествовала Мирка, а следом торопилась ее свита: Грендель с блаженной улыбкой на рогатой морде и мы с Мерлином — я с котелком, он со спринцовкой. И все четверо были живописно разукрашены зелеными потеками. Близнецы Дали при виде нас согнулись пополам от смеха, а Дилан процитировал какую-то средневековую балладу об укрощенном драконе, которого прекрасная дама ведет на шелковой ленте. Даже Миркин суровый дядя Богдан не удержался от ухмылки настолько широкой, что сквозь его густую темно-каштановую бороду на мгновение сверкнули белые зубы.
К счастью, противоядие все-таки подействовало, хотя нам, ценой часа усилий и множества синяков и ссадин, пришлось влить в Гренделя совершенно чудовищное его количество, чуть ли не полкотелка. В первый раз в жизни я вздыхал с облегчением оттого, что мне приходится спасаться бегством от пациента.
— Ловко ты его ведром, — отдуваясь, сказал Мерлин, когда мы оба благополучно перенеслись за изгородь.
— Проверенный способ, — ответил я. — А ты хорошо придумал наколоть ему на рога картофелины. Он на них надолго отвлекся.
Процесс борьбы с козлом неизбежно сближает: мы пожали друг другу руки, и я подумал, что, пожалуй, был несправедлив к Мерлину. Окончательно я изменил свое мнение о нем позже, когда понаблюдал за тем, как этот самодовольный умник и записной остряк держится, сам оказавшись мишенью для шуток. Историю про влюбленного Гренделя нам троим припоминали еще долго, и мне очень импонировало, что Мерлин не лезет в бутылку, а переносит это со здоровой самоиронией.
выпуск 8***
До вылупления детенышей Бьянки, по подсчетам мистера Риджбита, после Иванова дня оставалась неделя. И всю эту неделю я не находил себе места от беспокойства ни в лагере, ни в горах. У меня не шла из головы мысль о том, что драконица может заподозрить подвох и не принять чужого птенца. Честно сказать, даже неуловимые браконьеры меня практически не волновали по сравнению с этой проблемой. Мирка, с которой мы на пару отрабатывали остаток штрафного дежурства, не могла не видеть, как я извожусь, но тактично молчала. Даже когда я перепутал корм для сов с кормом для горегубок и чуть не вылил полный подойник молока в компостную кучу.
Когда дежурство по лагерю закончилось, и меня направили на наблюдательный пункт, мне посчастливилось увидеть, как встают на крыло детеныши Зеленой Стрекозы. Три годовалых дракончика с пока еще куцыми хвостами и со смешными телячьими шишками на месте будущих рогов по одному забирались на карниз над входом в родную пещеру и отважно планировали оттуда вниз. Их мать напряженно запрокидывала рогатую и клыкастую морду на сильной гибкой шее и была готова в любой момент прийти на помощь, если понадобится. Даже эта трогательная картина не могла отвлечь меня от мыслей о нашем подкидыше. Скорее наоборот.
В моих снах Бьянка то выкатывала лишнее яйцо из гнезда, и оно лежало потом в углу пещеры безжизненное и холодное, как кусок гранита, то пожирала новорожденного детеныша, то сбрасывала его в пропасть на острые скалы.
Мистер Риджбит посоветовал мне не бояться того, что еще не случилось, когда принял в команду. Это был мудрый совет, но последовать ему в данном конкретном случае я, как ни старался, не мог.
Утром последнего дня ноги сами принесли меня к штабной палатке.
— Мистер Риджбит! — выпалил я, радуясь, что застал его на месте. — Мистер Риджбит, я больше так не могу!
Мистер Риджбит снял очки, отодвинул от себя думосброс, в котором в тот момент просматривал чужие воспоминания, и выслушал сбивчивый рассказ о моих переживаниях и мое предложение. До сих пор удивляюсь, как мне хватило на него нахальства.
Видимо, он думал о том же самом, потому что неожиданно легко со мной согласился.
— Да, Скамандер, пожалуй, проследить за вылуплением птенцов было бы не лишним. Мы еще никогда не подбрасывали драконам чужие яйца. Сделать это и не выяснить, чем все закончится — все равно что не довести эксперимент до конца.
По тому, как мистер Риджбит хмурился и рассеянно теребил уголок журнала наблюдений, чувствовалось, что за холодными и разумными речами об эксперименте он прячет жгучее беспокойство за судьбу детеныша.
— Лучше всего попросить об этом Харальда, — мистер Риджбит решительно кивнул. — Да, лучше его. У него огромный опыт близкого взаимодействия с драконами.
Но не успел я вздохнуть с облегчением, как в палатку почти вбежала мадам Бержер с криком:
— Арви, у нас три раненых длиннорога!
Мистер Риджбит вскочил из-за стола ей навстречу.
— Какого Мордреда! Все-таки браконьеры?
— Нет, тот самый черный гибрид, которого вы в начале лета так и не поймали. Такие раны ни с чем не спутаешь. Судя по всему, начал конкурировать за территорию. Джемма очень плоха. И от ее выводка даже мокрого места не осталось.
Мое сердце болезненно сжалось, когда я услышал об этом. Самки драконов не по случайной прихоти природы крупнее и сильнее самцов: им нередко приходится защищать гнезда от представителей своего же вида, которые хотят их разорить. Против Уголька, вооруженного и длиннорожьими рогами, и хвостом-булавой хвостороги, у бедной Джеммы было мало шансов. Может быть, драконице постарше и хватило бы боевого опыта, чтобы его прогнать, но Джемма была еще очень молодой: погибший выводок был у нее вторым в жизни.
— Кто еще пострадал? — спросил мистер Риджбит.
— Герберт и Гринтейл. Им меньше досталось: они сбежали почти сразу. Это Джемма не могла бросить детенышей. Со сталебрюхами, главное, не связывается, гадина! Уж они бы его в блин раскатали!
Мадам Бержер в бессильной ярости сжала кулаки.
— Боюсь, что придется его уничтожить, — сказал мистер Риджбит. — Я не сторонник крайних мер, но тут речь идет о вымирающем виде. Простите, Скамандер, наш эксперимент, видимо, останется незаконченным. Харальд с сыновьями — лучшие охотники на драконов во всей Европе, мне понадобится их помощь.
Я облизнул разом пересохшие губы и попросил:
— Мистер Риджбит, а разрешите мне самому.
Мистер Риджбит иронично поднял бровь.
— Не подозревал, что вы так кровожадны, Скамандер!
— Нет, — я смутился. — Я имел в виду... Можно я пойду к Бьянке?
***
— Проникнете в логово, когда она улетит на охоту, как в прошлый раз, — инструктировал меня мистер Риджбит. — Постарайтесь рассмотреть и запомнить как можно больше. Как хорошо, что Мерлин привез думосброс: потом сольем все туда!
Я кивнул, стараясь не выдавать свое волнение, и спросил:
— Мне ведь понадобится только «кошачий глаз» и невидимость?
— Да, — ответил мистер Риджбит.
Я потянулся за своей палочкой, но он остановил меня.
— Я сам вас заколдую: к моей магии Бьянка привыкла и воспринимает ее как нормальный фон. Лучше всего было бы попросить Октавиана, конечно. Он для них уже, наверное, не маг, а явление природы, его чарами тут пропитано все.
— Простите, кого попросить?
Я определенно впервые слышал это имя. Мистер Риджбит усмехнулся.
— Тави Стана. Терпеть не могу уменьшительные.
Я тоже невольно улыбнулся. Полное имя мистера Стана ему ни капельки не шло. В нем было слишком много претензий на величие, совершенно не свойственных Миркиному отцу.
— Вы ведь у него одолжили эту огнеупорную куртку? — спросил меня тем временем мистер Риджбит.
— У Мирки, — ответил я. — Она сама ее носит, но действительно говорила как-то, что это отцовская старая.
Мистер Риджбит удовлетворенно кивнул.
— Ну и прекрасно. Даже следы его магии могут сыграть нам на руку. К тому же, у того комплекта, который нам прислали последним, вам слишком коротки рукава. Хорошенько запомните: лично вам в пещере нельзя будет ни поддерживать затухающие заклинания, ни творить новые: Бьянка сразу учует. Моих чар невидимости должно хватить на шесть часов. Следите за временем.
Он достал из ящика стола и протянул мне хронометр на цепочке, похожий на карманные часы.
— Запустите его сразу же, как я закончу. И за поведением драконицы тоже следите внимательно. При малейшем подозрении с ее стороны убирайтесь оттуда немедленно, поняли?
Я кивнул. Мистер Риджбит поднял волшебную палочку и вполголоса произнес нужную магическую формулу. Дезиллюминационные чары в момент наложения все чувствуют по-разному, я бы сравнил их с наброшенной на голову шелковой простыней. К счастью, это ощущение быстро проходит и не отвлекает потом. Еще одно заклинание — и мир вокруг мигнул, краски выцвели, но взамен все предметы в полутемной палатке обозначились до мельчайших деталей. Теперь я мог спокойно различить названия на корешках книг в дальнем шкафу. Гравировка на крышке хронометра тоже была хорошо видна. Я случайно прочитал ее, когда заводил и запускал механизм, и, судя по ней, это был подарок мадам Бержер.
— Вы хорошо натерлись нейтрализатором запахов? — спросил мистер Риджбит.
— Да, — ответил я, радуясь, что мистер Риджбит меня уже не видит.
Я случайно расцарапал себе палец то ли каким-то заусенцем на ключе от хронометра, то ли брелком на его цепочке. Пары капель крови было недостаточно, чтобы Бьянка меня учуяла: она все-таки украинский сталебрюх, а не белая акула. Но их с лихвой хватило бы, чтобы отстранить меня от задания за неловкость: поранься я чуть сильнее, это вызвало бы случайное срабатывание сигнальных чар.
— Отлично, — сказал мистер Риджбит. — Не шуметь вы умеете и об дракона уж как-нибудь не споткнетесь. Жаль, не осталось ни клочка драконьей кожи на огнеупорную маску. В случае чего закрывайте лицо руками и немедленно трансгрессируйте в лагерь.
Я кивнул, потом, сообразив, что мистер Риджбит меня не поймет, торопливо сказал вслух:
— Хорошо.
— Если что-то пойдет не так, сразу же возвращайтесь!
— Да, конечно, — ответил я.
— Ну, в добрый час, — мистер Риджбит наугад протянул руку, чтобы ободряюще похлопать меня по плечу и, к нашему обоюдному удивлению, даже не совсем промахнулся.
Продолжение, начало здесь gvenndolin.diary.ru/p216671488.htm
выпуск 5***
— Надеюсь, хоть здесь, наконец, найдем! — пропыхтела Мирка, преодолевая последние футы довольно крутой тропинки.
Мы выбрались из ельника и, щурясь от солнца, остановились отдышаться на краю горного луга, безмятежно тонувшего в полуденном мареве. Стояло самое мое любимое время лета — середина июня. Но в тот день ни яркая зелень, ни солнце меня не радовали. На душе у меня было тяжело, от этого казалось, что и в плетеном коробе за спиной лежат не свежесрезанные травы, а камни.
Все началось с того, что я подобрал лечурку. В ее дерево ударила молния. В конце весны и начале лета погода в Карпатах неустойчивая, как настроение у избалованного ребенка. За месяц жизни в Потайных Татрах я пронаблюдал, кажется, все в принципе возможные атмосферные явления вплоть до метели. Снег растаял так быстро, что я едва успел в него поверить. Но это точно был снег, и он шел тридцатого мая. В первые две недели июня грозы налетали словно из ниоткуда чуть ли не каждый день, и вот после одной из них я и снял совсем ослабевшую и дезориентированную малышку с обгоревшего поваленного ствола.
На ночь я оставлял ее в виварии, где от террариума с саламандрами было достаточно тепло, а днем обычно носил с собой. Она полюбила сидеть у меня на плече, придерживаясь за воротник рубашки и тихонечко потрескивая, как сверчок. К ней уже почти возвратился здоровый цвет, и я начинал присматривать для нее новый дом. Это было не так просто, как может показаться. Каждый вид лечурок привязан к определенному виду растительности, но по остаткам дерева я не мог с уверенностью сказать, бук это был, молодой дуб или вообще явор, а фенотип у лечурок довольно изменчивый, так что внешность найденыша мне скорее мешала, чем помогала разобраться. На тот момент все предложенные ей деревья она отвергла. То ли домом ей служило что-то очень редкое в тех местах, то ли ей просто понравилось жить с людьми.
Чтобы она восстанавливала силы поскорей, я кормил ее самым питательным, что можно было для нее найти — яйцами докси. Накануне я принес из леса очередную порцию и оставил на полке в виварии. Кто же знал, что мадам Бержер израсходует всех флоббер-червей на заживляющую мазь от ожогов и велит Мирке вывести новых!
До сих пор не понимаю, как можно было перепутать заостренные с обоих концов яйца безобидных флоббер-червей с почти круглыми яйцами «кусачих фей». Но Мирка сделала именно это.
Последствия были ужасны. Докси целой стаей вырвались из чана для червей, перебили столько лабораторной посуды, сколько смогли, разбросали и перепортили травы, искусали меня и кое-кого из обитателей вивария и в довершение всего нагадили в котел.
Я боялся поднять глаза на мадам Бержер и был уверен, что этим эпизодом моя карьера магозоолога закончится навсегда — ярко, незабываемо и нелепо. Родня ничуть не удивилась бы.
Мирка неожиданно горячо заступилась за меня, это было приятно и непривычно. По итогам разбирательства я выходил хоть и напрямую причастным к катастрофе, но не ее основным виновником. Наша участь еще не была решена: вопрос оставили открытым до возвращения мистера Риджбита, который ушел в горы на три дня и не собирался даже ночевать в лагере, чтобы не потревожить трансгрессионными переходами драконицу-наседку, за которой наблюдал.
Я всеми силами старался компенсировать причиненный лаборатории ущерб, но при этом был уверен, что для меня мало что может измениться к лучшему. Тем более что меня теперь было кем заменить: как раз в разгар восстановительных работ в лагерь прибыл Мерлин — племянник мадам Бержер, студент парижского целительского колледжа имени Святой Женевьевы.
Отчищая котел и сортируя осколки, которые Мирка ловко превращала обратно в пробирки и колбы, я думал о том, что и мадам Бержер, и Рене, конечно, в сотню раз проще и приятнее будет работать с соотечественником, чем со мной. И вообще я с редким упорством, даже с каким-то извращенным удовольствием предавался самым черным мыслям о своем безотрадном будущем. Например, в красках представлял реакцию семьи на мое возвращение. По всему выходило, что только бабушка будет довольна: я дам ей повод лишний раз уязвить самолюбие отца.
Когда все подлежавшее восстановлению было восстановлено, нам осталось только пополнить запасы ингредиентов для лечебных зелий. И чем скорее, тем лучше: они могли понадобиться в любую минуту. Наша с Миркой оплошность вполне могла оказаться для кого-нибудь роковой, и думать об этом было еще более невыносимо, чем о возвращении в Англию. Самые жизненно важные и некоторые особо редкие травы, к счастью, уже подрастали на грядках, защищенные семью заклинаниями от всех видов болезней и вредителей, включая Гренделя. За остальным мадам Бержер послала нас в горы.
— Рановато, конечно, — сказала она нам на прощание, — до Иванова дня почти неделя. Но постарайтесь собрать хотя бы понемногу для экстренных случаев. И запоминайте места, чтобы знать, куда можно вернуться в обычный срок.
В списке, который она нам выдала, к полудню остался ровно один пункт — арника горная. Мы прочесали уже три горных луга в ее поисках, но безрезультатно: для нее, судя по всему, было еще безнадежно рано.
Мирка отошла от меня шагов на десять, и мы медленно двинулись вперед, пристально всматриваясь под ноги. Но и здесь в высокой и сочной траве еще не светилось ни одной желтой арниковой звездочки.
Приблизительно на середине луга мой путь наискось пересекла полоса примятой травы. Я окликнул Мирку.
— Смотри: тут кто-то до нас уже был!
— Да олень, наверное, — беззаботно отозвалась она.
Я из интереса прошел немного по следу, который вел как раз в Миркину сторону, и обнаружил, что тот резко обрывается.
— Нет, это человек. Волшебник. Смотри, он отсюда трансгрессировал. Или, наоборот, сюда, — сказал я.
Мирка нахмурилась.
— Странно. Что здесь кому-то кроме нас понадобилось? На этой горе наблюдательных пунктов нет, а за травой только нас послали.
Мы на всякий случай прошли вдоль следа в другую сторону и убедились, что в самой высокой точке горы он так же чисто и резко обрывается. Ничего, что могло бы подсказать нам, кто это был, и что он здесь делал, мы не обнаружили.
— Когда вернемся, надо будет рассказать папе, — сказала Мирка. — Вдруг это кто-нибудь чужой был? А теперь пошли на северо-восток, за озеро. Мы только там не были. Если уж там арники нет, то и нигде нет.
Она решительно тряхнула головой, взяла меня за руку и переместилась. Я был ей благодарен: я все еще не слишком хорошо ориентировался в горах, и бывало, что улетал не туда. А вот Мирка, выросшая в этих местах, могла найти дорогу куда угодно с закрытыми глазами.
Дальний от лагеря северо-восточный склон Драконьей долины был примечателен тем, что он лучше всего прогревался солнцем. В конце девятнадцатого века, еще до моего рождения и до землетрясения, серьезно повредившего «Пальцы», там был заложен инкубатор для драконьих яиц. Это был амбициозный план восточноевропейских магов — разводить румынских длиннорогих на продажу. Благо, в отличие от украинских сталебрюхов, они хорошо растут на искусственном вскармливании и ничем не болеют. Но по каким-то причинам (кажется, политического характера) проект этот зашел в тупик, и уже почти готовый объект законсервировали до лучших времен. Мистер Стан, когда знакомил меня с окрестностями, показывал эту громадную гулкую пещеру с неприметным входом, хорошо налаженной системой вентиляции и «спящими» в крупных кварцевых кристаллах чарами для освещения и обогрева на стенах и потолке.
Нам с Миркой наконец повезло: в окрестностях инкубатора мы нашли не только зеленые бутоны, но и распустившиеся цветы арники. Она никогда не растет плотно, поэтому в процессе сбора мы разбрелись по склону довольно далеко друг от друга. Беззаботно посвистывала какая-то серая пичуга. Краем глаза я видел, как она перепархивает с валуна на валун, когда поднимал голову от травы, чтобы взглянуть на небо. Над южным краем долины потихоньку собирались высокие кучевые облака. Казалось, они задумчиво топчутся на месте, но я уже знал, как быстро в этих местах может собраться и налететь гроза.
Случайно мой взгляд зацепился за красное пятнышко на фоне каменной россыпи. Сперва мне показалось, что это запоздавший цветок рододендрона, но я быстро понял, что оттенок не тот. Да и само растение издалека напоминало скорее древовидную полынь: кудрявый кустик с голубовато-серебристыми перистыми листьями. Когда я подошел ближе, то разглядел, что принял за цельный цветочный венчик неплотную кисть мелких красных цветов.
Ничего подобного в нашем списке не было. Более того, я никак не мог сообразить, что это вообще такое, и может ли оно нам пригодиться. Форма листьев была определенно знакомая, но цветы как будто принадлежали не этому растению.
Я окликнул Мирку, и она в один трансгрессионный прыжок переместилась ко мне. И тоже не смогла навскидку определить мою находку. Зато, оглядевшись по сторонам, почти сразу же воскликнула:
— Ой, смотри! Там еще такие!
По другую сторону от крупного валуна действительно обнаружилась целая группа таких растений. На одних только-только появились бутоны, другие уже вовсю цвели.
— Да на что же они похожи? — нахмурилась Мирка. — Ведь такое знакомое что-то! Давай принесем образец Мерлину. Он такой умный, наверняка знает!
Я невольно поморщился. Мерлин с первого взгляда очаровал Мирку, а меня с первого же взгляда начал здорово бесить. Это, безусловно, не делало мне чести, потому что, если быть до конца откровенным, я ему попросту завидовал.
Мерлин полностью соответствовал своему громкому имени, которым клялась и ругалась половина магического мира. Кого-нибудь вроде меня такое имя неизбежно сделало бы изгоем, но он отточил свое остроумие до бритвенной остроты, мог одной едкой фразой срезать любого насмешника, и потому носил его с честью. Мерлин был хорош собой: у него были выразительные темно-карие глаза, живая мимика и густая шевелюра цвета воронова крыла. Он был уже почти настоящим целителем, знал все на свете и важничал и задавался не хуже моего старшего брата. Пока мы вводили его в курс дела, он с этакой дружелюбной снисходительностью критиковал состояние лаборатории, а я мрачно думал, что большинство своих остроумных комментариев он бы изрядно смягчил или вообще оставил при себе, если бы говорил с нами при мадам Бержер. Оставлять ему лабораторию, с которой я как-то незаметно для себя сроднился, было ужасно обидно.
Я сорвал самый высокий стебель неизвестного растения, поднес его поближе к глазам и, наконец, почуял запах. После этого нужное название словно вспыхнуло у меня перед глазами.
— Погоди, это что, рута душистая? Но она же вымерзает зимой в этом климате! И цветы... Цветы должны быть зеленовато-желтые. Мутировала из-за повышенного магического фона? Рене что-то такое рассказывала... Интересно, какие у нее свойства!
Мирка тоже сорвала пару стеблей и поднесла их к лицу.
— У здешних неволшебников есть сказка про траву желаний с красными цветами. Я в прошлом году ее Дилану рассказывала, он такие истории коллекционирует, — задумчиво сказала она. — Описание, вроде, похоже. Но я всегда думала, что это как цветок папоротника. В смысле, папоротник-то цветет, конечно, но он ничего из того не может, что люди ему приписывают.
— А жаль, — вздохнул я.
— Что, ты хотел бы найти себе много золота? — спросила Мирка с улыбкой.
— Нет, — ответил я. — Понимать язык зверей и птиц. И чтобы они меня понимали тоже. А ты?
Мирка в задумчивости потеребила кончик своей косы.
— А я бы хотела, чтобы в меня парни влюблялись. Вон, за Златкой как бегают, стоит только свистнуть! Обидно: такая змеища и сама никого не любит, а ее все!
— Ну... Тебя ведь тоже все любят, — не слишком уверенно произнес я.
Мирка насмешливо фыркнула, по-птичьи посмотрела на меня, склонив голову сперва к одному плечу, потом к другому, и сказала покровительственным тоном:
— Ладно, давай в лагерь, мы все сделали. Ты хороший, Ящерка. Не хочу, чтобы тебя выгоняли.
***
Очутившись у лаборатории, мы сразу же услышали, как внутри о чем-то ожесточенно спорят мадам Бержер и вернувшийся в лагерь мистер Риджбит. Я подумал, что они решают, что делать с нами, и собирался оставить короб с травами у входа и потихонечку уйти, чтобы выслушать приговор позже, когда он будет вынесен окончательно. Но Мирка поймала меня за рукав, прижала палец к губам и потянула к окну. Снаружи оно выглядело как все окна палаток — закрытое нитяной сеткой квадратное отверстие в брезентовой стенке, а изнутри было почти настоящим окном с деревянными рамами и подоконником. На подоконник даже можно было что-нибудь ставить, но створки не открывались.
— Мари, ma chère, ты же понимаешь, что самый гуманный выход из ситуации — сразу пустить его на компоненты для зелий!
Мистер Риджбит и мадам Бержер стояли у лабораторного стола. Микроскоп и штативы с пробирками были сдвинуты в сторону, а на их месте стояло что-то вроде очень большой каменной шкатулки. Я присмотрелся к этому предмету получше и вспомнил, что это портативный инкубатор для драконьих яиц, который привез с собой Мерлин.
Мерлин прибыл в Драконью долину порталом, как и я, и французское Министерство магии передало с ним довольно большой груз для нас. Мадам Бержер тут же бросилась открывать сундук с материалами и оборудованием, как ребенок коробку с рождественскими подарками. Ее радостные возгласы, впрочем, быстро сменились разочарованными: там было далеко не все, что она заказывала. Но, видимо, больше нам в тот момент дать не могли. Ученые и в мирное время редко бывают в приоритете, что уж говорить о войне.
Мадам Бержер надела защитные перчатки, открыла инкубатор и бережно достала изнутри крупное, больше фута в длину, гранитно-серое яйцо с золотыми блестками на скорлупе. Она грустно посмотрела поверх него в лицо мистеру Риджбиту.
— Арви, но ведь оно живое.
Мистер Риджбит скривился, как от зубной боли.
— Мари, ну кому как не тебе знать, что будет, если мы позволим ему вылупиться! Будь это любой другой вид, я был бы только за. Но мы же до сих пор не знаем, что именно делаем не так!
Мадам Бержер баюкала яйцо в руках и молчала.
— Ты же знаешь, он будет хилым и слабым! — продолжал мистер Риджбит, болезненно морщась.
Мадам Бержер погладила скорлупу, и золотистые искры на сером мигнули, словно отозвавшись на прикосновение.
— Мари, он будет постоянно мучиться от диареи и мерзнуть! Или...
— Или схватит чешуйную паршу в тяжелой форме, и его шкура не будет годиться даже на сапоги, — грустно закончила за него мадам Бержер.
— А, Мерлинова кровь!
Мистер Риджбит снял очки и чуть не уронил их, пока протирал платком. Мадам Бержер осторожно положила яйцо обратно в инкубатор и мягко тронула мистера Риджбита за плечо.
— Арви... А когда, ты говорил, должны вылупиться птенцы Бьянки?
Мистер Риджбит с задумчивым видом прижал пальцы к губам.
— Тревожить кладку... Не знаю, не знаю. А если она что-нибудь заподозрит и сожрет его?
— Все-таки хоть какой-то шанс, — сказала мадам Бержер, глядя ему в глаза.
Мистер Риджбит отвел взгляд и снова занялся своими очками.
— Это вмешательство в естественные процессы!
Мадам Бержер решительно выпрямилась и уперла руки в бока.
— А по-моему, это исправление последствий другого вмешательства!
— Ну, хорошо, — наконец сдался мистер Риджбит. — Давай рискнем. Но только ради тебя, Мари, и в порядке исключения!
выпуск 6***
Двадцать третьего июня мистер Риджбит, мадам Бержер, Эйнар, Эрик, Дон, Дилан, и я отправились воплощать в жизнь план «Кукушка», как окрестил нашу операцию Дилан. Мистер Риджбит очень строгим тоном сказал мне, что в сложившихся обстоятельствах вынужден поступить непедагогично, и рассчитывает, что я его не подведу.
Дело было в том, что пару дней спустя после нашего с Миркой похода за травами сработали чары отслеживания на одном из румынских длиннорогих. По тревоге на место почти сразу прибыла группа во главе с Миркиными родителями. Они никого не нашли, и дракон, кажется, не пострадал, но вел себя беспокойно. Если бы не чужой след, который мы с Миркой увидели (а он действительно оказался чужим: никто из лагеря, кроме нас, не ходил на ту гору), это можно было бы списать, например, на случайное срабатывание из-за пониженного болевого порога у конкретно взятой особи. Но в сочетании со следом случай выглядел крайне неприятно. Мистер Риджбит отправил в горы патруль на поиски предполагаемых браконьеров, и из-за этого ему не хватало одного человека, чтобы идти к Бьянке, а дольше тянуть с этим было уже нельзя.
Нам с Миркой добавили дополнительных дней дежурства по лагерю, которые мне предстояло отработать после возвращения, но в целом мы были полностью прощены. Пожалуй, не последнюю роль в этом сыграло то, что подтвердились худшие опасения мадам Бержер: больше в этом сезоне к экспедиции не мог присоединиться никто.
Собственно, изначально предполагалось, что к нам приедет не Мерлин, а его отец — старший брат мадам Бержер. Он писал ей в мае, что рассчитывает провести в горах по крайней мере два месяца, но как один из лучших хирургов магического мира не смог себе этого позволить: в июне ситуация на магловском Западном фронте сильно ухудшилась. В газетах писали, что все больше французских волшебников приходится эвакуировать из родных мест. И молчали о том, что не всех удается вывести из-под огня вовремя.
Мой брат в это время надолго застрял под Верденом. Я знал об этом из тех же газет, иногда даже видел его на снимках. Маглы применили там новое оружие, которое выглядело подозрительно похоже на магическое, потому что умело по-драконьи изрыгать пламя, хоть и на совсем небольшое расстояние. Тесей оказался одним из тех, кому поручили с этим разобраться. На поверку огнедышащая пушка оказалась всего лишь достижением магловской техники, что одновременно и радовало, и пугало.
Моя первая в жизни вылазка к местам обитания драконов превосходила самые смелые ожидания: нам предстояло проникнуть в логово очень крупной самки украинского сталебрюха и подбросить ей чужое яйцо.
Яйцо, как выяснилось, конфисковали у перекупщика в Ницце, а тот, в свою очередь, получил его от браконьеров, промышлявших в итальянских Альпах. В начале века там еще жили сталебрюхи, хотя вряд ли их было больше десятка. Они несколько отличались от румынских размерами, окрасом и формой роговых наростов на голове и шее, и потому многие магозоологи выделяли их в особый альпийский подвид. Сейчас они окончательно ушли в историю: последних двух драконов переселили оттуда в Карпаты в конце тридцатых годов.
Мы устроили засаду за полосой валунов на самом краю обрыва. Площадка перед пещерой Бьянки оттуда отлично просматривалась, а от глаз самой драконицы нас надежно скрывала поставленная мистером Риджбитом иллюзия.
— Почему бы нам просто не усыпить ее? Нас должно, по идее, хватить даже на такую крупную самку, — недовольным шепотом поинтересовался Дилан.
Шел третий час ожидания, а он всегда первым терял терпение.
— Потому что она уснет поверх гнезда, и мы перебьем половину яиц, когда будем ее двигать, — ответил ему Дон. — Потерпи, она скоро уже должна проголодаться.
— Тогда зачем мы тут всей толпой? — не унимался Дилан.
— На случай ее неожиданного возвращения, — вклинился в разговор Эрик. — И потом, неужели ты бы остался в лагере, когда тут такое?
Эйнар молча улыбнулся и подмигнул.
— Интересно, что она делает, чтобы кладка не остыла, пока ее нет? — высказал я вслух давно мучавший меня вопрос.
— Увидишь. Надеюсь, не разогревает всю пещеру, как печку, — хмыкнул Дилан.
— Тихо! — шикнул на нас мистер Риджбит. — Она идет!
Мы замолчали и приникли к земле в своем укрытии. Из пещеры послышалось глухое ворчание и рокот, похожий на шум отдаленного камнепада. Потом в темной арке входа показалась исполинская морда, будто изваянная из белого мрамора с серыми прожилками. Солнце блеснуло на рядах роговых шипов, из-за которых голова драконицы напоминала вывороченный из земли пень с обломками корней. Она подслеповато прищурилась и заморгала, привыкая к дневному свету, потом, неуклюже переваливаясь на широких когтистых лапах, вышла на каменистую площадку перед пещерой и по-собачьи встряхнулась.
Я думал, что уже привык к украинским сталебрюхам — этим исполинам, закованным в серо-серебряную броню, как средневековые рыцари в доспехи. Мне показывали их с почтительного расстояния и мистер Риджбит, и мистер Стан. Но в тот день я впервые увидел одного из них так близко, к тому же это была самка-альбинос, которая из-за очень светлого цвета шкуры казалась еще больше. Бьянка в холке была раза в полтора выше Хогвартс-экспресса, а в длину никак не меньше двух его вагонов. И это если не считать хвоста, с хвостом и все три.
Драконица внимательно огляделась по сторонам и подозрительно понюхала воздух. Уверен, не я один в этот момент мысленно поблагодарил неизвестного средневекового зельевара, который открыл формулу универсального нейтрализатора запахов. Убедившись, что на гнездо некому покушаться, Бьянка взяла короткий разбег, и нас осыпало пылью и градом мелких камушков, подхваченных первым движением ее огромных крыльев. Их перепонки напоминали потемневшие и отяжелевшие от воды паруса. Прыжок, от которого дрогнула земля, оглушительный хлопок крыльев, еще один — и вот она уже уверенно набирает высоту по плавно расширяющейся спирали.
С каждым витком Бьянка забиралась все выше, а я, позабыв про желание спрятаться, запрокидывал голову все дальше, не в силах оторвать от нее взгляд. Насколько по-медвежьи неповоротливой она казалась на земле, настолько изящно и совершенно было каждое ее движение в воздухе. Величественное зрелище немного подпортила только здоровенная плюха навоза, которую она обронила куда-то на горный склон.
Когда Бьянка исчезла из вида, Мистер Риджбит оглянулся к нам. Я успел заметить на его лице выражение благоговейного восхищения и понял в этот момент, что к драконам невозможно окончательно привыкнуть, даже если работаешь с ними долгие годы. Мистер Риджбит улыбнулся, будто прочитав мои мысли, поднял портативный инкубатор с яйцом и жестом позвал нас в пещеру.
Посередине логова Бьянки, в том месте, где должно было быть гнездо, плевался искрами высокий костер, как будто драконица тоже решила отметить канун Иванова дня.
— Такое простое решение! А я-то гадал, зачем она все таскает в пещеру бревна! — невольно вырвалось у меня.
Все засмеялись, даже мадам Бержер не сдержала улыбки.
— Да, Скамандер, так вот и выглядит естественный драконий инкубатор, — сказала она. — И великолепная защита от хищников. Разумеется, кроме других драконов.
— Нам это тоже на руку: огонь скроет все следы вмешательства, — деловито сказал мистер Риджбит. — Лучше обойтись без магии: Бьянка может учуять ее следы.
Мы надели огнеупорные перчатки и, морщась от жара, осторожно разобрали горящий «шалаш» с одной стороны, чтобы открыть доступ к гнезду. Стало видно, что на яйца уже начали осыпаться угольки, которые к возвращению наседки должны будут укрыть их уютной толстой подушкой, совсем как печеные картофелины в костре.
— Надо же, какая удача! — сказала мадам Бержер. — Их четыре!
— Да, повезло! — отозвался мистер Риджбит. И пояснил для меня:
— До трех драконы считают хорошо, а дальше одним больше — одним меньше, Бьянка и не заметит!
«Если, конечно, не почует каким-то образом, что детеныш чужой», — договорил я про себя. Если бы только можно было не подвергать птенца этому риску!
Мистер Риджбит осторожно вкатил пятое яйцо в костер и поудобней разместил его рядом с остальными. Потом мы вернули на место тлеющие бревнышки, убедились, что они разгорелись как положено, и поскорее убрались из пещеры.
***
Когда мы вернулись в Драконью долину, то обнаружили, что наш патруль тоже, наконец, пришел обратно. Увы, ни с чем: чужаки хорошо замели следы.
В лагере полным ходом шли приготовления к купальской ночи: мистер Даль и мистер Стан перетаскивали на берег озера столы для угощения и дрова для костра, а Мирка с матерью развешивали цветные флажки вокруг нашей игровой площадки, временно превратившейся в танцевальную. На головах у них красовались пышные венки из цветов и трав. Миркин был ей явно великоват и все время трогательно съезжал немножко набок.
С началом сумерек мы собрались под открытым небом у озера. Пожалуй, никогда прежде я не чувствовал себя настолько радостно и беззаботно, как на том празднике. Даже довольно большая компания меня не смущала, хотя я на некоторое время стал центром всеобщего внимания — после того, как мистер Риджбит во всеуслышание объявил, что я, несмотря ни на что, прошел испытательный срок и окончательно принят в команду. Меня хлопали по плечу, поздравляли и даже затащили танцевать, когда мистер Стан неизвестно откуда добыл скрипку и зачаровал ее, чтобы она играла сама.
После полуночи буйное веселье понемногу сошло на нет. Все расселись или улеглись у огня, сонно жмурясь на него, как кошки у камина, и госпожа Ана запела какую-то бесконечную, как река, народную песню. У нее был потрясающий голос: высокий и хрустально чистый, как ледяная родниковая вода. Я, конечно же, не понимал ни слова, потому что она пела на своем родном языке, но чувствовал, что песня очень древняя. Иногда ей подпевала Злата, без слов выводя мелодию своим мягким глубоким контральто.
Самая короткая ночь года в горах была темнее, чем июньские ночи дома в Англии. Она пахла зацветающей липой, свежими луговыми травами и росой. Наш высокий костер отражался в таинственно мерцающем озере, два женских голоса вместе с искрами улетали ввысь, к быстро бледнеющим звездам над нашими головами, и все дневные тревоги отступили далеко-далеко. Казалось, в мире нет никого кроме нас, нет никаких браконьеров, никакой магловской войны, и все на свете теперь будет хорошо.
Мы еще не знали, что перед рассветом Грендель снова сбежит из своего загона.
выпуск 7***
— Нда, к такому жизнь меня не готовила, — произнес Мерлин и в задумчивости глубоко запустил пальцы в волосы на затылке.
«Меня тоже», — подумал я. Но вслух не сказал ничего. Честно говоря, мне нравилось видеть выражение замешательства на его лице.
Посреди лаборатории, уткнувшись носом в край передника Мирки, стоял Грендель. Глупое и счастливое выражение его морды с затуманенными глазами наводило на мысль о том, что у кого-то в лагере был запас огневиски, и теперь этого запаса больше нет.
— Может, ему безоар дать? — предложила Мирка дрожащим голосом.
— Не сработает, это же не яд, — покачал головой Мерлин и нахмурился.
Грендель томно вздохнул и принялся лизать Миркину руку. Хвост у него быстро-быстро крутился, как у козленка, которого кормят из бутылочки.
— А если желудок промыть? — осенило меня.
— Эта дрянь уже всосалась и действует, — отмел и мое предложение Мерлин. — И какому идиоту пришло в голову напоить козла приворотным зельем!
— Да ты плохо знаешь Гренделя. Наверняка сам нашел что-нибудь. Знать бы что... — задумчиво протянул я.
— Он сожрал мой купальский венок, — пожаловалась Мирка. — Но в нем-то ничего особенного не было, просто цветы! Ромашка, сныть, колокольчики, рута, мята... Я на него только чуток поворожила, чтобы не вял подольше.
Мы в глубокой задумчивости уставились на козла. Он на минутку отвел взгляд от Мирки, наставил на нас рога и угрожающе топнул. Но с места не сдвинулся: влюбленность сделала наше чудовище на удивление смирным. Я сочувственно похлопал его по боку. В нормальном своем состоянии Грендель, конечно, не простил бы мне такой фамильярности.
— Бедное животное! — вздохнул я.
И тут же по лицам Мирки и Мерлина понял, что ляпнул что-то не то. Мне очень захотелось вернуться в виварий к аквариуму с головастиками, который я бросил недочищенным.
— Так... — сказал Мерлин и повернулся к столу.
Он разжег огонь под маленьким котлом. В большом у него уже что-то потихонечку кипело, когда Мирка, рыдая, влетела в лабораторию, и Грендель, блея и путаясь рогами в сетке от насекомых, процокал копытами следом за ней.
— Наверное, травы из венка прореагировали в его желудке с заклинанием и чем-нибудь еще, что он нашел и тоже съел. Попробуем стандартное противоядие от Амортенции.
Мерлин решительно кивнул самому себе и, рисуясь перед нами, поднял свою палочку жестом дирижера.
Манящими чарами, надо признать, он пользовался с редким изяществом. Склянки с компонентами хороводом закружились в воздухе, как подхваченные ветром осенние листья. Из каждой он отмерял в котел нужное количество жидкости или порошка, не прикасаясь к ней руками, и так же, не касаясь, одним точным движением палочки возвращал на место по воздуху. Потом он вооружился деревянной ложкой с длинной ручкой и с торжественным видом начал помешивать зелье.
Когда от котла начал идти густой белый пар с прохладным запахом сухой полыни, дыма и дождя, Мерлин удовлетворенно кивнул:
— Готово.
Он набрал полную ложку ярко-зеленого зелья и решительно сунул ее под нос Гренделю. Но тот легонечко мотнул рогами, и ложка жалобно брякнула об пол, а Мерлин, шипя и ругаясь, затряс ушибленной рукой.
Мирка, несмотря на весь ужас своего положения, тоненько хихикнула. Мерлин мрачно покосился на нее и сменил тактику. Теперь он применил к небольшой порции зелья чары левитации и попытался забросить ее в рот пациента. Грендель мотал мордой и все крепче стискивал зубы, во все стороны летели липкие зеленые капли. Когда у козла невольно вырвалось раздраженное блеянье, Мерлину почти удалось задуманное. Но все, что попало внутрь, Грендель решительно выплюнул.
— Мерзкая тварь!
Мерлин в сердцах стукнул кулаком по столу так, что ложка свалилась с него и снова с бряканьем покатилась по полу. Грендель чихнул, щедро орошая зелеными брызгами противоядия светлое Миркино платье. Я тихонечко подтолкнул Мерлина локтем в бок и протянул ему спринцовку. Он благодарно кивнул мне и скомандовал, засучивая рукава:
— Так, ты хватай его за рога и запрокинь ему голову. А я разожму зубы и залью лекарство прямо в глотку.
— Стойте! — вдруг выкрикнула Мирка. — Давайте сперва отведем его в загон! А то если он станет прежним...
Я огляделся по сторонам и внутренне похолодел, представив, что станет с лабораторией, когда с Гренделя спадет любовный дурман. Мы чуть не совершили роковую ошибку: по части разрушительности никакие докси ему в подметки не годились.
В тот день в лагере оказалось довольно много народу: после праздника, затянувшегося почти до рассвета, многие встали поздно и еще не разошлись по своим постам. Наша процессия не могла остаться незамеченной. Впереди, гордо подняв голову, как королева в изгнании, шествовала Мирка, а следом торопилась ее свита: Грендель с блаженной улыбкой на рогатой морде и мы с Мерлином — я с котелком, он со спринцовкой. И все четверо были живописно разукрашены зелеными потеками. Близнецы Дали при виде нас согнулись пополам от смеха, а Дилан процитировал какую-то средневековую балладу об укрощенном драконе, которого прекрасная дама ведет на шелковой ленте. Даже Миркин суровый дядя Богдан не удержался от ухмылки настолько широкой, что сквозь его густую темно-каштановую бороду на мгновение сверкнули белые зубы.
К счастью, противоядие все-таки подействовало, хотя нам, ценой часа усилий и множества синяков и ссадин, пришлось влить в Гренделя совершенно чудовищное его количество, чуть ли не полкотелка. В первый раз в жизни я вздыхал с облегчением оттого, что мне приходится спасаться бегством от пациента.
— Ловко ты его ведром, — отдуваясь, сказал Мерлин, когда мы оба благополучно перенеслись за изгородь.
— Проверенный способ, — ответил я. — А ты хорошо придумал наколоть ему на рога картофелины. Он на них надолго отвлекся.
Процесс борьбы с козлом неизбежно сближает: мы пожали друг другу руки, и я подумал, что, пожалуй, был несправедлив к Мерлину. Окончательно я изменил свое мнение о нем позже, когда понаблюдал за тем, как этот самодовольный умник и записной остряк держится, сам оказавшись мишенью для шуток. Историю про влюбленного Гренделя нам троим припоминали еще долго, и мне очень импонировало, что Мерлин не лезет в бутылку, а переносит это со здоровой самоиронией.
выпуск 8***
До вылупления детенышей Бьянки, по подсчетам мистера Риджбита, после Иванова дня оставалась неделя. И всю эту неделю я не находил себе места от беспокойства ни в лагере, ни в горах. У меня не шла из головы мысль о том, что драконица может заподозрить подвох и не принять чужого птенца. Честно сказать, даже неуловимые браконьеры меня практически не волновали по сравнению с этой проблемой. Мирка, с которой мы на пару отрабатывали остаток штрафного дежурства, не могла не видеть, как я извожусь, но тактично молчала. Даже когда я перепутал корм для сов с кормом для горегубок и чуть не вылил полный подойник молока в компостную кучу.
Когда дежурство по лагерю закончилось, и меня направили на наблюдательный пункт, мне посчастливилось увидеть, как встают на крыло детеныши Зеленой Стрекозы. Три годовалых дракончика с пока еще куцыми хвостами и со смешными телячьими шишками на месте будущих рогов по одному забирались на карниз над входом в родную пещеру и отважно планировали оттуда вниз. Их мать напряженно запрокидывала рогатую и клыкастую морду на сильной гибкой шее и была готова в любой момент прийти на помощь, если понадобится. Даже эта трогательная картина не могла отвлечь меня от мыслей о нашем подкидыше. Скорее наоборот.
В моих снах Бьянка то выкатывала лишнее яйцо из гнезда, и оно лежало потом в углу пещеры безжизненное и холодное, как кусок гранита, то пожирала новорожденного детеныша, то сбрасывала его в пропасть на острые скалы.
Мистер Риджбит посоветовал мне не бояться того, что еще не случилось, когда принял в команду. Это был мудрый совет, но последовать ему в данном конкретном случае я, как ни старался, не мог.
Утром последнего дня ноги сами принесли меня к штабной палатке.
— Мистер Риджбит! — выпалил я, радуясь, что застал его на месте. — Мистер Риджбит, я больше так не могу!
Мистер Риджбит снял очки, отодвинул от себя думосброс, в котором в тот момент просматривал чужие воспоминания, и выслушал сбивчивый рассказ о моих переживаниях и мое предложение. До сих пор удивляюсь, как мне хватило на него нахальства.
Видимо, он думал о том же самом, потому что неожиданно легко со мной согласился.
— Да, Скамандер, пожалуй, проследить за вылуплением птенцов было бы не лишним. Мы еще никогда не подбрасывали драконам чужие яйца. Сделать это и не выяснить, чем все закончится — все равно что не довести эксперимент до конца.
По тому, как мистер Риджбит хмурился и рассеянно теребил уголок журнала наблюдений, чувствовалось, что за холодными и разумными речами об эксперименте он прячет жгучее беспокойство за судьбу детеныша.
— Лучше всего попросить об этом Харальда, — мистер Риджбит решительно кивнул. — Да, лучше его. У него огромный опыт близкого взаимодействия с драконами.
Но не успел я вздохнуть с облегчением, как в палатку почти вбежала мадам Бержер с криком:
— Арви, у нас три раненых длиннорога!
Мистер Риджбит вскочил из-за стола ей навстречу.
— Какого Мордреда! Все-таки браконьеры?
— Нет, тот самый черный гибрид, которого вы в начале лета так и не поймали. Такие раны ни с чем не спутаешь. Судя по всему, начал конкурировать за территорию. Джемма очень плоха. И от ее выводка даже мокрого места не осталось.
Мое сердце болезненно сжалось, когда я услышал об этом. Самки драконов не по случайной прихоти природы крупнее и сильнее самцов: им нередко приходится защищать гнезда от представителей своего же вида, которые хотят их разорить. Против Уголька, вооруженного и длиннорожьими рогами, и хвостом-булавой хвостороги, у бедной Джеммы было мало шансов. Может быть, драконице постарше и хватило бы боевого опыта, чтобы его прогнать, но Джемма была еще очень молодой: погибший выводок был у нее вторым в жизни.
— Кто еще пострадал? — спросил мистер Риджбит.
— Герберт и Гринтейл. Им меньше досталось: они сбежали почти сразу. Это Джемма не могла бросить детенышей. Со сталебрюхами, главное, не связывается, гадина! Уж они бы его в блин раскатали!
Мадам Бержер в бессильной ярости сжала кулаки.
— Боюсь, что придется его уничтожить, — сказал мистер Риджбит. — Я не сторонник крайних мер, но тут речь идет о вымирающем виде. Простите, Скамандер, наш эксперимент, видимо, останется незаконченным. Харальд с сыновьями — лучшие охотники на драконов во всей Европе, мне понадобится их помощь.
Я облизнул разом пересохшие губы и попросил:
— Мистер Риджбит, а разрешите мне самому.
Мистер Риджбит иронично поднял бровь.
— Не подозревал, что вы так кровожадны, Скамандер!
— Нет, — я смутился. — Я имел в виду... Можно я пойду к Бьянке?
***
— Проникнете в логово, когда она улетит на охоту, как в прошлый раз, — инструктировал меня мистер Риджбит. — Постарайтесь рассмотреть и запомнить как можно больше. Как хорошо, что Мерлин привез думосброс: потом сольем все туда!
Я кивнул, стараясь не выдавать свое волнение, и спросил:
— Мне ведь понадобится только «кошачий глаз» и невидимость?
— Да, — ответил мистер Риджбит.
Я потянулся за своей палочкой, но он остановил меня.
— Я сам вас заколдую: к моей магии Бьянка привыкла и воспринимает ее как нормальный фон. Лучше всего было бы попросить Октавиана, конечно. Он для них уже, наверное, не маг, а явление природы, его чарами тут пропитано все.
— Простите, кого попросить?
Я определенно впервые слышал это имя. Мистер Риджбит усмехнулся.
— Тави Стана. Терпеть не могу уменьшительные.
Я тоже невольно улыбнулся. Полное имя мистера Стана ему ни капельки не шло. В нем было слишком много претензий на величие, совершенно не свойственных Миркиному отцу.
— Вы ведь у него одолжили эту огнеупорную куртку? — спросил меня тем временем мистер Риджбит.
— У Мирки, — ответил я. — Она сама ее носит, но действительно говорила как-то, что это отцовская старая.
Мистер Риджбит удовлетворенно кивнул.
— Ну и прекрасно. Даже следы его магии могут сыграть нам на руку. К тому же, у того комплекта, который нам прислали последним, вам слишком коротки рукава. Хорошенько запомните: лично вам в пещере нельзя будет ни поддерживать затухающие заклинания, ни творить новые: Бьянка сразу учует. Моих чар невидимости должно хватить на шесть часов. Следите за временем.
Он достал из ящика стола и протянул мне хронометр на цепочке, похожий на карманные часы.
— Запустите его сразу же, как я закончу. И за поведением драконицы тоже следите внимательно. При малейшем подозрении с ее стороны убирайтесь оттуда немедленно, поняли?
Я кивнул. Мистер Риджбит поднял волшебную палочку и вполголоса произнес нужную магическую формулу. Дезиллюминационные чары в момент наложения все чувствуют по-разному, я бы сравнил их с наброшенной на голову шелковой простыней. К счастью, это ощущение быстро проходит и не отвлекает потом. Еще одно заклинание — и мир вокруг мигнул, краски выцвели, но взамен все предметы в полутемной палатке обозначились до мельчайших деталей. Теперь я мог спокойно различить названия на корешках книг в дальнем шкафу. Гравировка на крышке хронометра тоже была хорошо видна. Я случайно прочитал ее, когда заводил и запускал механизм, и, судя по ней, это был подарок мадам Бержер.
— Вы хорошо натерлись нейтрализатором запахов? — спросил мистер Риджбит.
— Да, — ответил я, радуясь, что мистер Риджбит меня уже не видит.
Я случайно расцарапал себе палец то ли каким-то заусенцем на ключе от хронометра, то ли брелком на его цепочке. Пары капель крови было недостаточно, чтобы Бьянка меня учуяла: она все-таки украинский сталебрюх, а не белая акула. Но их с лихвой хватило бы, чтобы отстранить меня от задания за неловкость: поранься я чуть сильнее, это вызвало бы случайное срабатывание сигнальных чар.
— Отлично, — сказал мистер Риджбит. — Не шуметь вы умеете и об дракона уж как-нибудь не споткнетесь. Жаль, не осталось ни клочка драконьей кожи на огнеупорную маску. В случае чего закрывайте лицо руками и немедленно трансгрессируйте в лагерь.
Я кивнул, потом, сообразив, что мистер Риджбит меня не поймет, торопливо сказал вслух:
— Хорошо.
— Если что-то пойдет не так, сразу же возвращайтесь!
— Да, конечно, — ответил я.
— Ну, в добрый час, — мистер Риджбит наугад протянул руку, чтобы ободряюще похлопать меня по плечу и, к нашему обоюдному удивлению, даже не совсем промахнулся.
@темы: Fantastic beasts, Newton Scamander
-
-
30.11.2018 в 12:38/сидит и переживает, и за яйцо, и за Ньюта/
/как-то подозрителен мне этот загадочный чувак, который ходит неизвестно где неизвестно зачем. не к добру! точно не к добру!/
-
-
30.11.2018 в 14:57А Ньют как всегда. Вроде, ничего плохого не делал - и упс )